NewsPortal

На пресс-конференции в облдуме, которая состоялась почти сразу после освобождения из Ершовского ИВС, журналистам впервые представилась возможность увидеть Андрея Попова. Вместо улыбающегося 19-летнего мальчишки с автоматом Калашникова на армейском фото на журналистов смотрел уставший мужчина с изрезанным морщинами лицом. Андрей говорил мало, ссылаясь на состояние шока. Но в телефонном общении с нашим корреспондентом согласился сообщить о своем пребывании в Дагестане новые подробности. По его речи с ярко выраженным кавказским акцентом, а также по непосредственности и живости его рассказа можно заключить, что все эти годы Андрей действительно жил на Кавказе и рассказ его не хитрость и не выдумка.

– Андрей, расскажите хоть какую-то конкретику о Дагестане. Где вы работали, что делали?
– Там все находятся в качестве рабов. Мы изготавливали кирпичи, это самый большой и адский труд. Ни один человек не пожелает злейшему врагу такого испытания. Я стоял на ленте – это самое тяжелое место. Каждый кирпич в сыром виде весит 28 килограммов. Каждый человек должен был перекидать не меньше десяти тысяч кирпичей за день, и все вручную. Сами подумайте, какое здоровье я им оставил и что у меня со здоровьем сейчас. 11 лет – это не шутка.
– Почему вам не удавалось сбежать?
– Там все куплено. Абсолютно все.
– И правоохранительные органы?
– Конечно. Они все за это большие деньги получают.
– Как была организована охрана завода?
– Там находятся бригадиры, это местные жители, молодые пацаны, здоровые все, против них идти бесполезно, потому что забьют просто насмерть.
– А были случаи, когда забивали насмерть?
– При нас не забивали, но вечером, допустим, кто-то убегает, его находят, избивают, а утром просыпаешься – его уже нет. У бригадира спрашиваешь: а где этот человек? – Убежал. Но вы сами подумайте, человек в полумертвом состоянии, как он убежит? Пропадали без вести.
– Завод, на котором вы работали, находится в самом Каспийске или в безлюдной местности, где нет инфраструктуры?
– Это прямо возле города. Я могу даже точнее вам сказать – это если ехать от аэропорта в сторону Каспийска. По трассе едешь – там все эти заводы видны как на ладони. Я пытался два раза бежать, но меня ловили и очень сильно избивали. Я из-за чего выжил, потому что у меня какая-то надежда оставалась, что вернусь домой. И вот я вернулся…
– На каком этапе вас ловили? Как далеко вам удавалось убежать?
– Первый раз я даже на 500 метров не успел убежать. Меня поймали. Второй раз в 2009 году я дошел до отделения милиции. Меня посадили в «УАЗик» на КП и сказали: «Сейчас разберемся». Я даже не успел показать им этот завод, меня просто-напросто туда отвезли и сдали назад. Это было видно, как на ладони, что они уже заранее знали, куда меня надо везти. После этого меня наказали, я полтора месяца лежал без движения, у меня все тело болело.
– Что за люди вас окружали? Вы с кем-то дружили?
– Там в качестве рабочих татары, таджики, украинцы – разные национальности, кроме дагестанцев, местные там физически не работают. Русских очень много. Из Москвы, Саратова, Питера, Владивостока, со всей России туда везут. Но нам общаться не давали. Вы представьте, рабочий день начинается в 5 часов утра. 15 минут обед. В 10 часов вечера работа заканчивается. Какие силы на разговоры могут быть?
– Чем вас кормили?
– Нас кормили очень плохо: сечка, перловка, мяса там никогда не было и не будет, наверное. Чай, хлеб, и так все годы. Меня родители не узнали: я ушел в армию молодой, сейчас мне неполных 30 лет, а я выгляжу на сорок.
– Еще раз подробно опишите, при каких обстоятельствах вы пропали.
– Нас из части посылали на дачи в наше личное время. Дачи находились здесь, в Саратовской области, нас отправляли по очереди к разным людям гражданским.
– В дороге вы были один или с вами были сослуживцы?
– Нет, я был один, нас по разным дачам раскидывали. До этой дачи от части минут сорок ехали на машине. Сопровождал меня гражданский человек, это был выходной день, командира части не было. Раньше это было возможно, наверное, и сейчас есть части, в которых эксплуатируют солдат. Хозяин дачи был кавказской национальности, он, наверное, меня и отправил туда, а в части, видимо, сказал, что я убежал. Мы с ним обедали, и во время обеда он, скорей всего, подмешал мне клофелин. Сейчас я с разными людьми созваниваюсь, которые подтверждают, что многие там пропадают без вести. В Дагестане жизнь русского человека оценивается в 10-15 тысяч рублей…
– Почему вы думаете, что это был именно клофелин?
– Потому что именно после клофелина так отходят. Это просто видно по человеку – такое состояние убитое, лишний раз пошевелиться было больно, голова раскалывалась.
– Когда вы очнулись, что или кого вы увидели?
– Когда я очнулся на второй день, я увидел, что мы едем в поезде, в товарном вагоне. Со мной было еще человек 16 гражданских пацанов наших саратовских. Выяснять у них что-либо было бесполезно – никто ничего не знал. Все были в таком же состоянии, как и я, – голова раскалывалась, язык заплетался, рукой пошевелить лишний раз не могли. Нас привезли, открыли двери (сутки мы ехали, я так понял) – стоит автобус, прямо впритык, никуда не убежишь. Загрузили в автобус, объяснили – вы на территории Дагестана, вам бежать здесь некуда, вы здесь никто и зовут вас никак.
– В вагончиках жили по одному?
– В вагончиках мы жили по три человека, но общаться никто не мог, потому что в каждом вагончике есть смотрящий, кто может настучать. Среди смотрящих есть дагестанцы, есть и русские, которые под них подстроились и по 10-15 лет уже там работают. Они также рабочими и остаются, просто за стакан выпивки или пачку сигарет друг друга сдавали начальству. Потому что там с сигаретами абсолютный напряг был, с питанием тоже очень тяжело. Я в армию уходил, во мне 63 килограмма было. А сейчас я физически истощен…
– Ваши родственники говорили, что до службы в армии вы собирались стать военным, это правда?
– Да, я хотел служить. Даже если бы у меня служба не пошла, я бы пошел в правоохранительные органы, поступил бы на учебу.
– А теперь вы разочаровались в этих структурах?
– Если честно, очень. Потому что даже в нашем отделении милиции (Ершовском ИВС – Авт.) меня не имели права больше трех суток содержать, а содержали 8 суток без свиданий, даже мать не давали увидеть. Хотя когда я пришел домой в ночь с 17 на 18 августа, утром сразу сам пошел в отделение милиции. Я всего полтора-два часа пообщался с родными и упал, потому что я очень устал – 20 дней домой добирался. Где пешком, где на попутках, всю Калмыкию прошел пешком…
– Как думаете, следствие по вам будет объективным?
– Я надеюсь, но говорят, что следствие пока все путает не в мою сторону, а хотят все поставить на сторону государства, будто бы я сам убежал. Хотят все это прикрыть. Но я не считаю себя виновным и буду добиваться, чтобы все обвинения с меня были сняты, потому что знаю, что прав. У меня родители сейчас в Москве, дают интервью федеральным каналам, я отсюда по телефону связываюсь с ними, общаюсь, добиваемся вместе. В моем поселке меня тоже все поддерживают.
– Чем вы занимаетесь в части?
– Ем, сплю и гуляю. Меня здесь не напрягают, все понимают, что у меня такой случай, и командиры меня не тягают никуда, оставляют отдыхать. Думают, все-таки он в Дагестане 11 лет пахал, как папа Карло, пусть здесь почувствует себя, как дома. Но все равно ночи у меня бессонные, желудок болит, не принимает ничего. Головные боли, глаз затекает. Я бы хотел, чтобы меня перевели в госпиталь, а вообще домой хочу – столько лет не видеть никого…
– Если охрана была настолько серьезной, как вам все-таки удалось убежать?
– Мне помог человек со стороны, видимо, у него были связи в Дагестане. Это дагестанец, я не могу назвать его имя, так как его могут свои же просто-напросто забить. На протяжении 9 лет он у нас покупал кирпич, он камазист (водитель «КамАЗа» – Авт.), он подъезжает, мы грузим, и по ходу, пока идет погрузка, словами перекидывались. Он не одного человека вытащил оттуда, и, дай Бог, не последнего. Когда меня освободят и все обвинения снимут, я тоже займусь этим и буду вытаскивать оттуда людей. Чего бы мне это ни стоило – законными, незаконными методами, я буду как-то вытягивать пацанов. Как именно, пока не знаю, сейчас я нахожусь в части, если бы был дома, уже бы что-то планировал. Но буду бороться, пока это все не прекратится и все эти заводы не закроются…