Главная » Статьи » Публикации |
Памяти Pussy Riot ("La Regle du Jeu", Франция).
Закройте дверь, Дмитрий Анатольевич. Эту фразу Дмитрий Анатольевич Медведев услышал в тот самый момент, как его пальцы легко прикоснулись к ручке двери, маленькой задвижке из лапландского бука, на которой оставили свои отпечатки холода, зима и постоянные смены владельцев. Эти назойливые перемены стали обычным делом после славной эпохи бесконечных как киркутский горизонт правлений монархов с богатыми парками и яркими эполетами. Да, черт возьми, все теперь не так в матушке-России, даже самоскары со свежим маслом сегодня уже не те, что раньше. Снаружи шел снег, потому что с конца славных правлений, которые тянулись так же далеко, как и покрытые солью и инеем пустоши, даже времена года стали сбиваться с ритма. От московского лета осталось одно название, и тяжелые хлопья снега в эти дни лишь смягчали тяжкое падение новых. Город превратился в одну большую мягкую выдру, чей мех обычно идет на теплые шапки. Тем не менее, Владимир Путин, сидя в своем кабинете, не говорил ни слова. И лишь бурил вошедшего своим пробирающим до мозга костей взглядом каймана. Или – психоаналитика. – Меняемся местами, Дмитрий. Владимир Владимирович поднялся с кресла, чтобы поменяться с Дмитрием, что напомнило им обоим о пышных военных парадах по цветущим майским воскресеньям. Медведев, будучи человеком осторожным, поначалу занял место у огня. «Дима, в жизни есть два вида людей, те, кто сидят у огня, и те, кто далеко от него», – без конца твердила ему его бедная мать. – Хорошо. Установилась ужасающая тишина. Тишина, которая заполняет взгляд корчащегося в агонии медведя. А за окном все еще валил снег. – Дмитрий. – Да, господин президент. Медведев тщательно продумал свой ответ. Он – осторожный человек, которому прекрасно известно, что теплое местечко у огня можно так же быстро потерять, как и приобрести. Это часто повторяла его мать после развода с той свиньей Анатолием. – Зачем столько слов, Дмитрий? Говорим меньше и по делу. – Да. Стул Владимира слегка поскрипывал, особенно когда он откидывался на спинку, чтобы сделать глоток соморковтского чая, который он неизменно пил с украинским молоком. В нем не было ни толики радиации из-за так называемой аварии в Чернобыле, доказательств существования которой у него так и не было. – Меняемся местами, Дмитрий. Стул. Он скрипит. – Да. Они прошли друг мимо друга под высокими кремлевскими сводами. На столе справа лежал том мемуаров Гозневского, и уши Владимира выдали его внутренний смех, однако тот все же взял себя в руки, потому что русский и Россия всегда владеют собой. – Что ж, меньше слов, больше дела. – Да, меньше слов, больше дела. Медведев внутренне сморщился, однако ни его левый глаз, ни нижняя губа не выдали дрожи. Он прекрасно понимал, что сболтнул слишком много, прямо скажем, дал волю языку в этом разговоре. В руках он крутил пушнику времен Юрия Великолепного, чтобы хоть как-то скрыть охватившее его смущение. – Давай разберемся с этим делом, Дмитрий. – Да, с этим делом. – Меньше слов, больше дела. – Да. Владимир остановился на мгновение, как заяц посреди хвойного моря. Или скорее как охотник, который сидит в засаде на хвойном острове посреди белого океана. – Мне холодно. Огонь. Меняемся. – Да. И чтобы не терять времени, потому что снаружи уже давно ждал рекомендованный этим чертом Книковецким инженер-нефтепроводчик, они продолжили говорить под вопли музыкального паркета, который так никто не менял со времен Николая I или II, никто этого уже точно не помнил. – Итак, это дело. – Да. – Эти Pussy Riot. – Да. Наконец, они оба расселись по своим местам, вы понимаете, о чем я говорю. – О нем говорят в Европе. – Да. – И во всем мире. Дмитрий думал, что Владимира занесло слишком далеко, но он не сказал ни слова, потому что умение молчать – это самое важное качество в России наряду с лицемерием и смелостью. Поэтому он всего лишь навел глянец на левом ботинке. – Почему? В комнате воцарилась тишина, поистине сибирская тишина, плотная и влажная словно облако. Бесконечная тишина. Дмитрий не решался произнести ни слова из застенчивости. Но в то же время и отваги. – Их казнили? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Их травили плутонием? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Их пытали? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Им угрожали смертью, давили на их семьи, поубивали их кошек, избили мужей, разрушили жизни и заставили этих тварей пойти на панель? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Их похитили, убили, бросили их трупы в темной московской подворотне и угрожали каждому из 348 московских журналистов повырывать у них языки и отдать на съедение псам, которых не кормили три дня, если они расскажут о случившемся? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Их изнасиловали, обезглавили, бросили их останки собакам, которых почти не кормили несколько недель? Взорвали целый театр, чтобы обвинить во всем чеченцев или организовали захват заложников в Гагаринском театре на Смоленке, из которого ни одна из них не вышла бы живой, а если бы все таки вышла, ее скормили голодавшим полгода собакам? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий с ноткой нетерпения в голосе. – Против них отправили три танковых батальона, их раскатали в тонкие блины, замочили в сортирах, потом порезали на маленькие кусочки в три сантиметра, рассеяли их по камчатским полям и растворили остальное в кислоте на наших тайных складах на улице Лубякеско, читая Библию и прославляя Святую Русь и наш великий народ, а затем отдали ошметки собакам, которых не кормили три года? – Нет, Владимир, – ответил Дмитрий. – Тогда, я ничего не понимаю, Дмитрий. Они все еще живы? – Да. – Они… в тюрьме? – Да. После суда. После этих слов Владимир Путин, царь царей, кремлевский колосс, московский Нерон, человек, который восстановил вертикаль власти и держал в руках судьбы половины континента, бессильно рухнул на стул. – И что… там был процесс? – Да. Но без серьезной причины. Вам же прекрасно известно, что после московских процессов наши суды полностью подчиняются нашей… Дмитрий остановился на полуслове, потому что растерянный Путин бормотал: «Процесс, процесс…» Он повторял это слово все быстрей и быстрей, как сумасшедший, которого тот видел утром в метро. В его взгляде было что-то от меланхолии Пуссена, меланхолии, которая становилась лишь тяжелее под спудом падавшего снега. Белые хлопья продолжали медленно опускаться на землю в тишине семейных обедов, на даче по воскресеньям с привкусом меда, скуки и дыма. Они сидели, погрузившись в собственные размышления, как два шахматных короля, которые бесконечно оценивают друг друга с двух сторон доски. – Дмитрий, – сказал Путин, нерешительно поднимаясь из кресла. – Да, мир решительно, уже не тот, что раньше. – Да, Владимир, – ответил Дмитрий. – Меняемся местами, Дмитрий. Мне слишком светит в глаза. Источник: http://www.inosmi.ru/politic/20120904/198554827.html | |
Просмотров: 278 | Комментарии: 1 | | |
Всего комментариев: 0 | |