NewsPortal

Бетрозов кивнул. Террорист ударил его прикладом. Мужчина упал на колени. Даже дети прекратили плакать. Террорист выстрелил Бетрозову в голову.

09:20. Кабинет завуча

Ирина, жена Казбека Мисикова, сидела у стола, съежившись и обняв сына-первоклассника Ацамаза. Ацамаз был тихий, худой мальчик, одет он был парадно — в черный костюм и белую рубашку. Ирина физически ощущала его страх. Они спрятались среди бумаг и учебников, прислушиваясь к звукам из длинного коридора. Двери где-то открылись, потом захлопнулись. Послышались выстрелы. «Где папа и Батик? — спросил Ацамаз. — Их убили?»

Первоклассники с родителями стояли у главного входа и одними из первых увидели нападавших. Когда началась стрельба, Ирина бросилась в школу и побежала по коридору в своих туфлях на высоких каблуках, таща за руку сына. Она слышала крики и звон разбиваемых стекол. Длинный коридор был тих; их шаги отдавались эхом, когда они бежали мимо спортзала, столовой, туалетов. В конце коридора они бросились вверх по лестнице в актовый зал и спрятались на сцене за бордовым занавесом, где были уже другие матери с детьми. Потолок был украшен шариками. Стены — плакатами. За занавесом была дверь, они толкнули ее и оказались в кабинете, забитом книгами: «Рассказы русских писателей», «Методика обучения», «Литература. 5-й класс». Ирина взглянула на остальных: четверо взрослых, шестеро детей. Они были отрезаны от внешнего мира и могли только гадать, что творится снаружи. Они сидели молча, ожидая, пока их освободят.

Через полчаса дверь толкнули снаружи. Кто-то из детей с надеждой крикнул:

— Вы наши?!

Дверь открылась. На пороге стояли три террориста, из-под масок были видны их бороды. «Не дай нам бог быть «вашими», — сказал один из них, и всю группу повели в спортзал, подгоняя выстрелами в потолок.

В спортзале их ждало неописуемое. Захвачены были почти все ученики школы, и огромное количество человеческих жизней было стиснуто в тесном пространстве, как в коробке. Воздух был полон детским плачем. Зал был примерно двадцать пять метров в длину и четырнадцать в ширину. В каждой из стен было по четыре окна три на три, с матовым пластиком вместо стекол. Через них струился рассеянный свет. По полу тянулась кровавая полоса — от трупа Бетрозова, когда его уносили. Ирина с Ацамазом кинулась в дальний угол зала, где она увидела своего старшего сына Батраза.

По деревянному полу зала бродили две девушки в поясах со взрывчаткой, их лица были закрыты платками. Заложникам бросилось в глаза противоречие: над черным платком у одной из шахидок виднелись хорошо обрисованные брови, как у девушки-подростка, недавно посетившей косметический салон.

В зал вошли два террориста с рюкзаками и начали доставать из них снаряжение: провода и тросы на деревянных катушках, бомбы разных размеров, включая несколько сделанных из пластиковых бутылок из-под газировки и два прямоугольных заряда размером с портфель каждый. Вооружившись плоскогубцами и кусачками, они принялись за работу: стали собирать компоненты в единую систему. Их план постепенно прояснялся. Мелкие бомбы будут в основном связаны в гирлянды и подвешены над головами людей, более крупные заряды расставлены на полу. Верхние бомбы выполняли две функции: они были источником всеобщего страха, принуждая сидевших под ними заложников к покорности. Кроме того, их расположение на потолке гарантировало, что при взрыве они поразят осколками всех, укрыться от них было невозможно. Буквально каждый человек в зале был бы поражен гвоздями, болтами, гайками и шариками от подшипников, начинявшими бомбы. Подвешивать заряды террористы заставили самых высоких среди заложников, среди них Казбека (он был сто девяносто сантиметров ростом). Систему подвесов разработали со зловещей изобретательностью: между баскетбольными кольцами были натянуты тросы, а уже к ним на крюках привешены бомбы. Казбек понял, что террористы владели исчерпывающей информацией о школе. Они не только учли в своих планах кольца, но и заранее нарезали тросы и провода на куски необходимой длины — казалось, что все измерено заблаговременно. Бомбы были изготовлены по четкому заказу.

Сперва вся конструкция сильно провисла под собственной тяжестью, и бомбы едва не касались детских голов. «Не трогайте их», — предупредил террорист и велел Казбеку потуже натянуть тросы.

Смертельная конструкция поднялась выше, еще выше, и наконец вытянулась почти в струну; достать ее с пола было уже невозможно. Казбек оглядел ее: она напоминала новогоднюю гирлянду, в которой вместо лампочек были бомбы. Вся система была подключена к аккумулятору, а на замыкающем устройстве стоял террорист. Казбек понимал: если тот поднимет ногу, электрическая цепь замкнется. Пойдет ток. Бомбы взорвутся.
День. Главный коридор

Аслан Кудзаев нес стул по длинному синему коридору под надзором охранников. Он торопился выполнить данное ему задание. Вместе с другими мужчинами-заложниками его объединили в рабочую бригаду, которой было приказано забаррикадировать окна классов. Террористы опасались, что российский спецназ пойдет на штурм. Заложники оказались полезной рабочей силой. На Аслане были белые брюки, белая рубашка и белые туфли. Тридцать три года, долговязый, с короткими каштановыми волосами. Когда он нес стул, один из террористов, с перевязанной рукой, ткнул ему в лицо пистолетом Макарова. Аслан остановился.

— У тебя короткая стрижка, — сказал боевик. — Ты мент.

Аслан отрицательно покачал головой.

— Какой я мент? Я на стройке работаю.

Террорист приказал вывернуть карманы, и Аслан показал ему бумажник, ключи, деньги. Он был хозяином магазина стройматериалов. Никаких признаков, по которым в нем можно было бы опознать милиционера. Террорист приказал продолжать работу.

Когда окна были забаррикадированы, мужчинам велели сесть в коридоре, сцепив руки за головой. Теперь террористов уже можно было отличить друг от друга; заложники начали ближе узнавать своих захватчиков. Среди них были главари и подчиненные, разбитые на группы. Одни специализировались на взрывных устройствах. Другие стерегли заложников в спортзале. Самая большая группа засела в главном корпусе школы: это был отряд, готовившийся отразить штурм федералов. В рюкзаках террористы принесли еду, кофе, сладости, а также спальные мешки, противогазы и аптечки первой помощи. У каждого был автомат и жилет, до отказа набитый боеприпасами. У некоторых ручные гранаты, у нескольких — 40-миллиметровые подствольные гранатометы.

Аслан начинал различать их иерархию. Все подчинялись подвижному мускулистому мужчине с косматой рыжеватой бородой по кличке Полковник. Бритоголовый, в черной шапочке, он уверенно расхаживал по коридору. Он был заряжен энергией и находился в каком-то приподнятом состоянии. Под его началом были командиры среднего звена, в том числе человек славянской внешности, откликавшийся на имя Абдулла; это он наставил пистолет на Аслана. Аслан невольно удивлялся тому, как хорошо обучены и дисциплинированы террористы. Они захватили школу, заминировали ее и превратили в крепость всего за полдня.

Ему и двум другим заложникам приказали встать и идти в библиотеку; там им дали топоры и другие инструменты и велели отдирать половые доски. Аслан заподозрил, что под полом тайник с оружием, но через дыру, которую проделал сам, он ничего разглядеть не успел — его увели.
День. Спортзал

Террорист устал от Ларисы Кудзиевой. Она продолжала кричать даже после того, как всем приказали сидеть тихо. Это была худощавая женщина, красивая исконной кавказской красотой, с нежной кожей, черными волосами и карими глазами, темноту которых подчеркивали черные блузка и юбка. Террорист был одним из молодых боевиков, охранявших заложников. Лицо скрыто под маской. Он направился к женщине.

Первые часы в плену Лариса провела рядом с Вадимом Боллоевым, одним из родителей, который был ранен в правое плечо. Он тихо лежал на полу, терпя боль. Белая рубашка была пропитана кровью. Он слабел на глазах.

«За что тебя?» — спросила Лариса.

— Отказался встать на колени, — ответил он.

Лариса уговорила его лечь на спину и положила ему под голову свою сумку. Она осмотрела рану. Кость была раздроблена. Кровотечение не прекращалось. Она попыталась сделать жгут из своего пояса, но наложить его не получалось. На лбу Вадима выступил пот. Его шестилетний сын Сармат, в белой рубашке и черном жилете, сидел рядом и смотрел, как из его отца уходит жизнь.

Лариса в тот день не хотела идти в школу. Ее шестилетний сын Заурбек был первоклассником, но она попросила отвести его свою девятнадцатилетнюю дочь Мадину. В апреле от рака желудка умер муж Ларисы. Она носила траур, и ей было не до праздников. Но когда дети ушли, она увидела толпу, направлявшуюся к школе. «Иди с ними», — сказал ей внутренний голос. Она выбежала на балкон и крикнула: «Подождите меня!»

Теперь она склонилась над истекающим кровью человеком, пытаясь его спасти. Ее дочь была студенткой медицинского колледжа. «Ты же будущий врач, — шепотом сказала Лариса. — Что делать?»

— Спасти его нельзя, — ответила Мадина. — Перебита артерия, которая питает руку. Нужна срочная операция. Лариса пришла в ярость. Она не даст ему умереть. Через весь зал она крикнула: «Нам нужны вода и бинты!» Ей не ответили. Она крикнула снова. Это было нарушением правил. К ней подошел один из террористов.

— Чего кричишь? Ты тут что, самая смелая или самая умная?

— Мне нужны бинты. У меня раненый.

— Сейчас проверим. Встать! — его голос стал резче.

Боллоев схватил ее за край юбки. «Не ходи», — сказал он. Лариса высвободилась и встала, и террорист прикладом погнал ее в угол, где были свалены в кучу отобранные у заложников и разбитые телефоны и фотоаппараты.

— Ты чего толкаешься? — спросила Лариса.

Он приказал ей встать на колени. Она отказалась. За такое неповиновение Боллоев получил пулю.

— Я сказал, на колени.

— Нет. Не встану.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Она разглядывала его маску; под глазами были видны веснушки. Все в зале замерли. Заложники уже видели, как убили Бетрозова. Теперь была очередь Ларисы. Террорист стал поднимать автомат — мимо ее груди, лица, довел до лба и упер в него дуло. Лариса чувствовала металлический кружок на коже. Боллоев приподнялся на локте. Дети Ларисы смотрели туда же. Она схватила ствол и отвела его в сторону. «Ты чего здесь спектакль разыгрываешь? Здесь и так женщины и дети напуганы!»

Террорист медлил. Лихорадочно думая, Лариса попыталась убедить его, что осетины — не враги чеченцам (задача нелегкая, учитывая старую вражду между православными осетинами, всегда лояльными к России, и чеченцами и ингушами — мусульманами, издавна подвергавшимися преследованиям). «Между прочим, ваши дети отдыхают в наших санаториях, — говорила она. — А ваши женщины рожают в наших роддомах».

— Это не наши дети и не наши жены, — ответил террорист. — Это кадыровское отродье.

Лариса запнулась. Через зал к ним шел Абдулла. «Это чего здесь такое?» — спросил он.

«Он хочет застрелить меня за то, что я попросила воды и бинтов для раненого», — сказала она. Абдулла испытующе посмотрел на обоих: на молодого боевика и на женщину, глядевшую на него прямо.

— Для вас здесь ничего нет, — сказал он. — Иди, сядь на место и заткнись.

Лариса показала на его окровавленную руку. «Но у вас же забинтована, — сказала она. — Дай мне из этого бинта».

— Ты не поняла? Для вас тут ничего нет — ни воды, ни еды. Сядь на место и заткнись.

Лариса вернулась на место. Дети смотрели на нее не отрываясь. Боллоев лежал на спине. Губы его посинели, лоб покрылся потом. Он мог умереть в любую минуту. Лариса была в ярости.

День. Спортзал

Залина Левина никак не могла унять внучку Амину и не знала, что делать. Она сняла с потного ребенка одежду, но это не помогало. Амина плакала. Террористы становились все раздраженней, их угрозы настойчивей. «Заткните своих ублюдков, или я их сам успокою», — сказал один из них. Залина боялась, что ребенка застрелят.

Чечню Залина знала не понаслышке, сама жила в Грозном еще до распада Союза. Она помнила виды гор и тогдашнее спокойствие. Когда власть Москвы ослабела, национализм в Чечне снова набрал силу. В начале девяностых, еще до первой чеченской войны, группа чеченцев угнала машину у зятя Залины. «Месяц вам на отъезд, — сказал один из них. — Если не уедете, через месяц подожжем дом». Семья уехала за 100 километров, в Беслан, а там, где они жили раньше, вскоре начались боевые действия. Тогда Залина думала, что скрылась от войны.

Ожидание продолжалось, заложники страдали от жары. В спортзале людей было слишком много, чтобы свободно двигаться, ноги вытягивали по очереди. Кто-то сидел спина к спине. Время от времени террористы заставляли всех поднимать над головой руки с растопыренными пальцами: «Ну, сделайте зайчика». Когда в зале становилось слишком шумно от детского плача, они поднимали с места заложника и предупреждали: «Заткните их, а то мы будем стрелять!» Но тишина была требованием едва ли выполнимым. Дети не могут долго молчать.

Амина все плакала и плакала. «Надо спасать ребенка», — думала Залина. Она расстегнула платье и сунула ей под нос грудь. Залине было сорок один, и она забыла, когда сама кормила грудью. Но Амина еще очень мала, и любой теплый сосок, даже если в нем нет ни капли молока, покажется знакомым и успокоит. Голая, мокрая от пота девочка взяла грудь и принялась сосать. Дыхание стало размеренным. Тело расслабилось. Она уснула. «Лежи тихо, — думала Залина. — Лежи тихо».
День. Спортзал

Сопротивление Ларисы Кудзиевой запомнилось боевикам, и через несколько часов после того как ее едва не застрелили, она заметила, что на нее смотрит один из террористов. Маски на нем не было. Ростом под метр восемьдесят, с внушительными бицепсами, он вел себя серьезно и педантично, очевидно пользуясь уважением у других боевиков. Его камуфляжные брюки были аккуратно выглажены, черные ботинки — туго зашнурованы, борода — недавно подстрижена, а в глазах не было озлобления, как у других. Ему, должно быть, слегка за тридцать — достаточно для того, чтобы иметь десятилетний опыт боевика. Он был переговорщиком — подолгу говорил по мобильному с российской стороной. Между звонками он смотрел на Ларису.

Гнев ее не утих. Она продолжала ухаживать за Боллоевым, прижимая тряпки к его ране. Одна за другой они намокали от крови. Она свертывалась, становилась липкой и от жары начинала гнить. Лариса не представляла, что человеческая кровь может пахнуть, как мясные отбросы. Она снова крикнула, потребовав медицинскую помощь, воду и бинты, — но ее никто не слушал. Понимая, что умирает, Боллоев попросил позвать дочерей, которые тоже были в спортзале, и Лариса сделала это. В наказание террористы поставили рядом шахидку с пистолетом, приказав стрелять, если та опять поднимет шум. Боллоев продолжал слабеть; он попросил сына, Сармата, по памяти повторить адрес и имена родственников, чтобы мальчик произнес все это своим спасителям, когда они обнаружат его уже одного. Когда в лице Боллоева появилась смертельная бледность, Абдулла приказал вытащить его из зала. «Куда вы его забираете?» — спросила Лариса.

— В больницу, — ответил тот.

Она знала, что это ложь. Позже, когда в спортзале была уже невыносимая жара, Лариса повела в туалет группу детей. Вернувшись, она села рядом с террористом, который смотрел на нее. Она чувствовала, что между ними установилась связь, и хотела ее использовать.

— Я так поняла, вы здесь единственный человек, кто может правильно объяснить, что происходит, — сказала она.

— Это теракт, захват заложников.

— Я поняла. А что с нами будет?

Он посмотрел на нее — впервые с близкого расстояния. Она уже смыла с себя кровь Боллоева. «Вы останетесь здесь, пока последние федералы не выйдут из Чечни», — сказал он.

— Это дело не одного дня.

— Как только начнутся переговоры, у вас будет все: пища, вода. Все, что нужно.

Он сидел с автоматом и телефоном в руках, боец, вышедший из подполья. Такие как он живут в тени, молятся и появляются, чтобы убивать. «Как тебя зовут?» — спросила Лариса.

— Али, — ответил он. Нетипичное имя для горца.

— Это имя или кличка?

— Я гляжу, ты умная женщина, — сказал он.

— Отвечай на вопрос. У человека должно быть имя. Этим он отличается от животного.

— Это кличка, — сказал он. — Сейчас я Али. Раньше был Байсангур.

— А настоящее имя?

— Оно мне больше не нужно, — сказал он. — Среди живых не осталось никого, кто мог бы звать меня по имени.

Байсангур — легендарный чеченский воин, сражавшийся против России в девятнадцатом веке, — принадлежал к поколению, которое сепаратисты считают героическим. Самый знаменитый из них — имам Шамиль, чье имя перешло к полевому командиру Шамилю Басаеву. Да, когда-то он был Байсангуром, а еще раньше его звали настоящим именем. Но несколько лет назад, сказал Али, когда Россия пыталась подавить их сопротивление, из здешних мест в воздух поднялся военный самолет, который сбросил бомбы на одну из чеченских деревень. В ней не было мужчин. Одна из бомб, сказал он, разорвалась рядом с его женой и пятью детьми. Они погибли. Он посмотрел на Ларису.

— Моя жена была похожа на тебя, — сказал он. — Даже близнецы так не похожи.

Лариса хотела узнать как можно больше, она настаивала. «Как называется твое село?»

— Ну зачем тебе это? — ответил он. — Ты не знаешь, что у нас творят федералы.
Вечер. Расстрельный класс

В начале шестого вечера, когда Аслан Кудзаев сидел в коридоре вместе с другими заложниками-мужчинами, до него долетели обрывки выпуска радионовостей, который слушали террористы. Радио говорило о захвате школы, и Аслан понял, что мир узнал о взятых в заложники детях. Это было первое известие извне с самого начала захвата, и он почувствовал слабую надежду на то, что им помогут.

Через несколько минут появился Полковник. Он приказал Аслану и еще одному заложнику, Альберту Сидакову, следовать за ним. Они пошли по коридору, поднялись на второй этаж и вошли в кабинет литературы. Там на полу в неестественных позах, в лужах крови, лежали восемь трупов. На дальней стене, выщербленной пулями, висел портрет Маяковского. Аслан все понял. В течение дня мужчин небольшими группами уводили из коридора. Те, кто не вернулся, были расстреляны здесь. Пока он и остальные сидели внизу, сцепив пальцы на затылках, террористы решили, что, раз укрепление школы закончено, мужчины-заложники больше не нужны. От них стали избавляться.

— Откройте окно и выбросьте эти трупы, — сказал Полковник.

Аслан и Альберт подняли первое тело на подоконник и столкнули вниз. Пошли за следующим. Значит, вот как Аслан проведет последние минуты жизни. Он знал, что, когда восьмой труп упадет на траву, его и Альберта тоже расстреляют. Время текло быстро. Он оглядел класс. Полковник вышел. Их охранял только один террорист. Аслан понял, что боевики не хотят сами сбрасывать трупы, боясь снайперов. Он и Альберт представляли для них ценность еще пару минут. Они перекинули еще два изрешеченных пулями тела, один из этих двоих, кажется, был еще жив. Аслан наклонился и сделал вид, что его рвет.

Террорист снял магазин с автомата Калашникова и стал перезаряжать его — патрон за патроном. «Давай выпрыгнем из окна», — шепнул Аслан Альберту.

Альберт молчал. «Давай выпрыгнем», — снова шепнул Аслан.

«Как?» — сказал Альберт, казалось, у него уже не оставалось сил.

Аслан понял, что если прыгать, то это придется делать одному. Автомат охранника был разряжен. Пора. Он наклонился к очередному трупу, а потом резко рванул к окровавленному подоконнику и прыгнул из окна вниз головой. Пролетев пять метров, он упал на четвереньки на кучу тел. В ноге хрустнула кость. Он откатился к стене школы, чтобы в него было труднее стрелять, и пополз в сторону. Он боялся, что террорист бросит гранату. Загремели выстрелы. В окне появился человек в маске. Стена была больше полуметра толщиной, поэтому, чтобы как следует прицелиться, ему пришлось бы сильно высунуться из окна. Он решил стрелять наугад. Пули впивались в землю рядом с Асланом, выворачивая куски дерна. Он как можно быстрее пополз к углу здания. Перед ним была автомобильная стоянка. Он полз дальше, прячась за машинами. Террорист не видел его, поэтому стрелял по автомобилям вслепую.

Аслан услышал крики. От ближайших домов ему махали руками местные жители, милиционеры и солдаты. Спасение было совсем рядом, но еще ближе была смерть. Милицию предупредили, что, если будет причинен вред хоть одному террористу, в ответ начнут расстреливать заложников. Поэтому огонь никто не открыл. Пули продолжали стучать по машинам. Один из солдат бросил дымовую шашку, чтобы перекрыть террористу обзор. Но дым отнесло ветром в другую сторону. Кто-то бросил еще шашку, потом третью, и между Асланом и его преследователем встало плотное облако. Он изо всех сил побежал на четвереньках и наконец достиг придорожной канавы перед школой. Он закатился в нее и замер, лежа в грязи. Его белый костюм был покрыт зелеными пятнами от травы и кровью. Аслан был на свободе. Его жена, две дочери и теща по-прежнему оставались в школе.
Вечер. Расстрельный класс и коридор

Карен Мдинарадзе не должен был быть здесь. Он стоял в коридоре на коленях, уткнувшись лицом в оштукатуренную стену, сцепив руки на затылке. Справа от него в таких же позах были выстроены другие заложники-мужчины. Слева от него стоял худой старик. За спиной Карена находилась охранявшая их шахидка.

Сказать, что в этот день Карену не повезло — значит не сказать ничего. Он не был жителем Беслана. Он был всего лишь телеоператором, которого Аслан нанял снять на видео Дзеру, его дочь, в тот момент, когда она станет звонить в колокольчик. Работа эта была не нужна Карену, но Аслан уговаривал, и в конце концов тот сдался. Когда появились террористы, он едва успел навести на девочку объектив камеры. Пока что он был цел, но страшно мучился от самого банального недомогания. У него была аллергия на пыльцу, а многие дети пришли в школу с цветами и захватили их с собой в спортзал. Карен был окружен аллергенами. Глаза его покраснели, началась одышка. Около трех часов дня один из террористов приказал ему выйти в коридор. Хотя он был сильным мужчиной с телосложением борца, аллергия изнурила его до крайности. С наступлением сумерек на него навалилась страшная усталость. И тут женщина, стоявшая рядом, взорвалась.

Только что она стояла — одетая в черное, с лицом, закутанным в платок, — и вдруг оглушительный взрыв разнес ее в клочья. Голова и ноги оказались в классе, все остальное — по большей части размазано по стенам коридора. Осколки бомбы полетели в заложников. Охранявший их террорист рухнул на пол. Вторая шахидка упала, из ее носа пошла кровь. Левым боком Карен почувствовал жар, в него полетели осколки. Левый глаз заволокло туманом. Но большая часть заряда попала в старика, стоявшего между Кареном и взорвавшейся шахидкой. Сперва он ничего не понимал, но постепенно пришел в себя и обнаружил, что лежит у стены, отброшенный к ней взрывом. Он подумал, что умирает, и стал ощупывать лицо, голову. Было повреждено веко, осколки застряли в тканях лица и в левой икре. Жар опалил его седоватые волосы, они крошились под пальцами. Кто-то дал ему носовой платок, он вытер лицо, отлепив от него куски штукатурки.

Он огляделся и увидел страшную картину. Худой старик, заслонивший его, дышал прерывисто. Его ноги были повернуты так, будто позвоночник перекрутило в пояснице. Карен понял, что этот человек вот-вот умрет. Раненого террориста уложили на дверь, слетевшую с петель, Абдулла стоял рядом на коленях, нараспев, ритмично читая молитву по-арабски. Кто-то принес шприц. Террористу сделали укол, он затих, и его унесли. Через несколько минут другой террорист сказал раненым: «Идите на второй этаж, там вам окажут медицинскую помощь». Карен и те, кто мог идти, встали и побрели наверх, в кабинет русской литературы. Там они увидели сваленные в кучу трупы. Раздался приказ: «Лечь на пол!»

Их жизни оборвались мгновенно. Террорист в маске вышел вперед, крикнул: «Аллах акбар!» и стал поливать их автоматной очередью с пяти метров, поводя дулом из стороны в сторону. Воздух наполнился криками и шлепками пуль, впивавшихся в тела. Люди катались по полу в корчах. Случайные пули били в стену. Наконец все заложники затихли, и террорист отпустил спусковой крючок. Он подвинул к двери стул и сел на него, держа раскаленный ствол наперевес. Прислушался. Один из мужчин стал подниматься. Опять автоматная очередь.

Он подождал еще несколько минут, наблюдая, слушая. В комнате стояла тишина. Был теплый вечер. Террорист приподнялся и вышел.
Ночь. Дворец культуры

За стенами школы местные и федеральные власти пытались принимать меры в ответ на захват заложников. Хотя бесланское Управление внутренних дел было расположено практически по соседству со школой, милиционеры не сумели вовремя организовать помощь женщинам и детям. В течение дня в Беслан прибывали части 58-й российской армии из Владикавказа, к ним присоединились спецподразделения «Альфа» и «Вымпел». Но до сих пор практически единственным результатом всеобщих действий было создание дурно организованного оцепления, которое имело туманные инструкции и неизвестно кому подчинялось. Непосредственные командиры так плохо разбирались в боевой тактике, что передний край оцепления оказался в пределах досягаемости для стрелкового оружия террористов, а родственники заложников, напиравшие снаружи, то и дело попадали под обстрел 40-миллиметровых гранатометов, стрелявших из школы. Со снабжением у начальства дело тоже обстояло из рук вон плохо. Никто не додумался подогнать пожарные машины, карет скорой помощи было очень мало. Многие солдаты были в легком снаряжении — без шлемов, без бронежилетов.

Напротив окна, из которого выпрыгнул Аслан Кудзаев, постоянно стояли люди. Но в основном родственники собирались во Дворце культуры — бывшем кинотеатре — утешая друг друга, беспокоясь, не начнется ли штурм. Некоторые оставались безмолвны, некоторые подавлены. Сотни людей постоянно ходили из стороны в сторону. Многих охватило статичное отчаяние тех, чьим близким угрожала смерть, но сами они не способны ничего сделать. Время от времени были слышны выстрелы. Тогда все вздрагивали. Некоторые из женщин начинали выть. Раз в несколько часов кто-нибудь из представителей федеральной и местной власти выходил из здания горадминистрации, шел мимо памятника Ленину во Дворец культуры и говорил с родственниками. Каждый раз их убеждали в том, что делается все возможное. Им неизменно повторяли, что террористы удерживают всего 300 заложников. Это было ложью.

Ночь. Расстрельный класс

Карен Мдинарадзе лежал в растекавшейся луже крови. В классе было темно и тихо. Террорист стрелял не целясь, надеясь, что автоматная очередь прошьет насквозь тела, лежавшие кучей. Погибли все, кто был вокруг Карена, но сам он упал за мужчиной, который весил килограммов сто тридцать. Тот был убит, Карен — нет. Он пережил собственный расстрел. После того как палач вышел из класса, Карен потерял ощущение времени. Он видел стул у двери и открытое окно, ему хотелось прыгнуть в него, но он слышал шаги и боялся пошевелиться.

Через некоторое время террорист вернулся с двумя заложниками и велел им выбросить трупы. Они поднимали тело за телом на подоконник и сталкивали вниз. На траве под окнами росла гора трупов. Когда подошли к Карену, оставалось еще три тела. Он был в замешательстве. Он понимал, что, когда они закончат работу, их расстреляют — как и его, если он подаст признаки жизни. Но если его выкинут из окна, он тоже вряд ли выживет — до земли метров пять. Мужчины склонились над ним. Он почувствовал, как две руки схватили его за шею, две другие — за щиколотки. В эту секунду он напрягся и встал.

Мужчины вскрикнули. Карен стоял и качался.

Террорист велел ему подойти; глаза в прорезях маски оглядывали его невредимое тело: «Под Аллахом ходишь... Так, сбросьте оставшиеся трупы, и я вам скажу, что делать дальше».

Осталось еще два тела, в том числе мужчины, за которым упал Карен. Он схватился за его ремень, двое других — за ноги и голову, и тело было сброшено. Вошел еще один террорист; теперь оба с удивлением глядели на Карена. Он понял, что его решили пощадить. Заложникам приказали спуститься вниз, умыться, и затем отвели в спортзал. Карен сел на пол. На голове были раны и кровоподтеки, левый глаз не видел, одежда промокла от крови. Женщина рядом шепотом спросила: «Вас били прикладом?» Он потерял сознание.
2 сентября. Ночь. Раздевалка

Залина Левина проснулась в полночь. За окном лил дождь. Многие дети спали. Террористы в течение долгих часов не пускали ее в туалет, но теперь в спортзале стало тише, и она решила еще раз попытать счастья. В туалете бомб не было, и она надеялась укрыться там с внучкой. Никто не остановил ее, она принесла Амину в туалет и села. Ее соседка Фатима Цкаева была уже там, качая под стук дождя свою грудную дочь Алёну. В темноте, шепотом Фатима рассказала, что у террористов появились разногласия. Кажется, шахидок обманули, они не знали, что заложниками будут дети. Одна из них приходила вечером в туалет; у нее были месячные, и выглядела она подавленной. Теперь, сказала Фатима, шахидок больше нет, их убило взрывом несколько часов назад. Она рассказала и о том, что некоторые боевики сочувствовали заложникам. У ее десятилетней дочери Кристины слабое сердце. Когда она упала в обморок, Абдулла поднял девочку и дал ей таблетку валидола. Но все это не слишком занимало Залину, ее мучили мысли о собственной дочери. Что та подумает о ней, потащившей Амину в школу? Им нечего было тут делать. «Я должна спасти ребенка», — думала она.

На нижней стороне одной из парт, сваленных в баррикаду на окне, Залина разглядела засохшую жвачку. Она отлепила ее, скатала и положила в рот. Она жевала медленно, пока резинка размягчалась от слюны. Она почувствовала еле заметный вкус сахара. Это была еда. Залина продолжала перекатывать шарик во рту, чтобы он набрал побольше влаги и стала помягче. Наконец все было готово. Она вынула шарик изо рта и дала его младенцу.
Утро. Спортзал

Полковник стремительно вошел в спортзал. С переговорами, сказал он, ничего не выходит. Москва не реагирует и при этом утверждает, что захвачено всего 354 заложника. «Ваш президент — трус, не идет на переговоры, — хрипло сказал он. — Даже к телефону боится подойти». Поэтому, продолжал Полковник, объявляется сухая голодовка. Никакой воды и еды для заложников. В туалет никого не пустят. Русской стороне террористы передали, сказал он, что из солидарности с ними заложники согласны на эти условия.
Позднее утро. Спортзал

Абдулла отвел в сторону Ларису Кудзиеву. Он хотел знать, кто она. Чеченка или представительница другого мусульманского народа Кавказа?

— Паспорт с собой? — спросил он.

— С какой стати мне брать в школу паспорт?

— Ты ингушка?

— Нет.

— Почему ты в черном?

— Как хочу, так и одета, — почти машинально ответила она.

— Как фамилия?

— Кудзиева.

— А девичья?

— Гасиева.

Абдулла изложил свое предложение. Шахидки погибли, но остался один пояс со взрывчаткой. Она, спокойно смотревшая в дуло автомата, подходит для того, чтобы надеть этот пояс. Он спросил, сколько у нее детей, и она ответила: трое. «Мы выводим твоих троих детей, а если у тебя тут другие близкие, их тоже выведем, — сказал он. — За это ты должна надеть хиджаб и пояс шахидки и стать одной из наших».

Лариса поинтересовалась, что стало с шахидками. «А где же ваши шахидки?» — спросила она.

— Вчера ваши солдаты пытались штурмовать здание, и они погибли, — ответил Абдулла. Это было ложью.

— Знаешь что, я вам все испорчу: я не мусульманка, — сказала Лариса. — А у меня есть время подумать?

— Время у тебя есть, — сказал он. — Иди садись, думай.

Она вернулась к своим детям. Женщины, сидевшие рядом, стали ее расспрашивать. В зале опять становилось жарко. Заложники чувствовали себя все хуже. «Чего они хотели?» — спросила одна из них. Лариса рассказала.

«Иди надень, — посоветовала женщина. — Может, и нас отпустят тоже».
Позднее утро. Спортзал

Казбек Мисиков почувствовал, что провод внутри изоляции сломался в его пальцах. Дело было сделано, но он знал, что искра может проскочить при случайном контакте. Он растянул синий провод в стороны, как резинку, чтобы концы металлической начинки разошлись как можно дальше.

Но теперь была новая проблема. В месте растяжения изоляция побледнела. Дефект был слишком заметен. Террористы уже несколько раз осматривали провода и бомбы, и если это произойдет еще раз, все будет раскрыто. Тревога его росла. Они с женой договорились: в случае штурма Ирина будет заботиться о старшем сыне Батразе, а он — о первокласснике Ацамазе. Ацамаз был истощен и обезвожен. Казбек часто заглядывал ему в глаза, и иногда казалось, что мальчик теряет сознание. Он нашел, как поддержать его силы. Другие заложники шепотом рассказали ему, что небольшими порциями можно пить мочу. Казбек собрал ее у соседей. Мальчик сначала не хотел пить, но когда увидел, что другие дети пьют, сделал глоток. «Хочу колу», — сказал Ацамаз.

— Когда выйдем отсюда, куплю тебе ящик, — ответил Казбек.

Но теперь новая опасность была рядом, и он должен был пойти на еще один риск. Когда мимо проходил один из трех террористов-саперов, Казбек вежливо обратился к нему: «Этот провод, что на проходе, — за него все время задевают. Ни вам, ни нам не нужно, чтобы мы все взлетели на воздух».

— Что ты предлагаешь? — спросил террорист.

— Был бы гвоздь, можно было бы подвесить провод, — ответил Казбек.

Террорист вернулся с молотком и металлическим дюбелем. Казбек встал и вбил его в стену. Потом поднял провод и несколько раз намотал на дюбель, стараясь скрыть бледно-голубой отрезок. Сверху он надел деревянную катушку и крепко прижал ее. Разорванная часть провода была спрятана. Казбеку повезло. Он сел на место рядом со своей семьей — под бомбой, которая была теперь обезврежена.